скрывающей все тайны жизни людей. Да и Зюраткуль озеро горное, глубокое. Иной раз такие волны бывают, что и моря не надо. Решится какой человек порыбачить и вдруг волна, так может и не выплыть на лодочке. Урал, батюшка, шуток не любит. Пустозвонства не признаёт. Да и народ в городке не простой, жесткая рука нужна постоянно. Много старообрядцев и раскольников всех толков и мыслей. Беглых много. Приходили общинами, семьями селились. Так по верованиям многие артелями и работают. Место больно уж удачное для тихой и незаметной жизни, подальше от властей и всяческого надзора. До Челябы больше ста пятидесяти вёрст. До Уфа больше двухсот. До Екатеринбурга почти так же, как и до Уфы. Кругом горы и тайга. Других больших городов поблизости и нет.
«Если так дальше дело пойдёт, то можно будет заводец по изготовлению орудийных лафетов и снарядов под себя взять у государства, в аренду. Конечно, взятку придётся в Санкт-Петербург отвезти, в главное артиллерийское управление. Да не беда, не в первой. В Челябе, Уфе, Екатеринбурге по мануфактуре поставить. Деньги есть и ещё будут. Хорошего я старшего приказчика назначил. Малый не промах, с руками и с головой дружит. Радостно, что племянник. Радостно, что фамилия одна. Звучит гордо – Китовый», – подумал купец, войдя в кабинет и остановился у старинного портрета молодой и красивой женщины. Посмотрел на изображение, перекрестился. Любовно и уважительно очистил угол старинного холста от небольшой пыли. Портрет был написан маслом на холсте и располагался рядом с ещё с двумя, другими. Рамки у всех были резными и дорогими в исполнении. Видно, что не местный мазила нарисовал, а кто-то поумнее. Раздался стук в дверь, вслед за стуком открылась и дверь.
– Дозволь, Иван Юрьевич, или не ко времени? – уточнил вошедший молодой мужчина, крепкий фигурой и хитрый на лицо.
– Было времечко, ела …опа семечко. Если по делу, тогда всегда ко времени. Входи, Макар, чего надо? – строго спросил Иван Юрьевич у вошедшего молодого мужика в аккуратной и чистой одежде.
– Новость одна. Иван Юрьевич, беда случилась, две артели рыбаков передрались на Зюраткуле. Покалечили друг друга. Смертным боем бились, рыбу не поделили. Но убиенных нет, – доложил помощник, он же и начальник собственной охраны.
– Вот тебе грудь ежа, а хвост моржа! Чьи будут? – уточнил, раздосадованный купец, ударив себя руками по бокам.
– Одни Филлиповцы,[129] а другие Выговские, поморцы. Веру не поделили и рыбу тоже. Началось с рыбы, закончилось верой. Вначале одни других упрекали в краже сетей. Потом слово за слово и поспорили. Кто правильнее? У кого вера вернее? Спорили, спорили, слов мало показалось. Начали драться смертным боем, – ответил первый приказчик-помощник.
– Вот дурни! Знамо всем, что у того вернее, у кого хр… длиннее. Чего это они? И те и другие беспоповцы. Вот дела! Да ладно, не нашего ума дело, это их дела греховные. Сами разберутся. Они все перекрещенцы и беспоповцы. Они же без священников службы служат. Самыми умными себя чтят и мыслят. А вот всё туда же, драться! Как обычные людишки. Неймётся бедолагам! А как на охотных промыслах? Там хоть ладят меж собой? – уточнил Китовый.
– Там ладят. Там же Аристовцы[130] промышляют. Они свободу любят, им лес, как дом родной. Они власти и за людей не считают. Бабы им особо и не нужны, по стольку, по скольку. Всё равно едят и спят отдельно друг от друга. Молятся порознь, в церковь не ходят, икон не принимают. У каждого свои молитвенные образа, им и молятся. Вы же знаете, Иван Юрьевич, они же считают, что горевать о смерти ближнего, что зла ему желать. По-ихнему, человек после смерти без расспросов и высших судов сразу в тихую обитель пойдёт. У них даже молений об умершем не существует. Поэтому, чего им скандалить меж собой, они разговаривают и то редко. Им лесной промысел, как раз угода в душу. Спросить хотел, если дозволите?
– У каждой пташки, свои за… Лишь бы им было хорошо, а наше дело деньгу делать. Что на швейной мануфактуре? Как там дела? – уточнил Китовый, не слушая вопроса племянника.
– Там тоже всё в порядке, в настроении трудятся. Там же любушкино согласие царит.[131] Всей общиной работают от души, песни поют. Любо-дорого посмотреть. Вчерась там был. У них всё хорошо, можно по любви и с любой жинкой встретиться. Не возбраняется, ежели по обоюдному согласию. Думаю, может мне туда вступить. Водку пить у них можно, чай, кофу тоже, – сказал с улыбкой приказчик.
– Вот, дурень ты. Сам не понимаешь, чего городишь! У дедушки чай горячий, а у внука… стоячий. Детей уже у тебя двое, а всё туда же, в разгул.
– Ладно вам меня ругать. Я, вообще-то, по делу. Про Филлиповцев, просто так, чтобы вы знали. На самом деле спросить желаю, о важном деле. Дозволяете? – уточнил, нисколько не обиженный плохим словом хозяина, старший приказчик.
Ничего не ответил купец, махнул в сторону приказчика правой рукой, вздохнул, повернулся к иконам и начал молиться.
«Кого только нет в городке и в округе. Старообрядцы поповцы. Старообрядцы беспоповцы. Филлиповцы, Выговцы, Аристовцы, Любушкины, Спасовцы. Рябиновцы, отрицающие иконы и молящиеся на восьмиконечный рябиновый крест, так как, по их мнению, Иисуса Христа распяли на рябине. Дырники, так же отрицающие иконы и молящиеся строго на восток, через дыры, сделанные в домах. Средники, считающие среду первым днём, вместо воскресенья. Прости их всех Господи. Дай им разума опомниться и к истинной вере приобщиться. Но ладить и дружить со всеми надо. Люди они. Все они пользу приносят и деньгу для моей коммерции зарабатывают», – думал он.
– Так дозволите слово сказать? Или нет? – вновь спросил старший приказчик, тоже перекрестившись на иконы.
– Чего орёшь. Кто тебе мешает сказать? Говори, Макар, говори! Язык у болтуна бежит впереди… и ума, – ответил Китовый, повернувшись к нему лицом и улыбнувшись.
– Человечек один на работу к вам наняться хочет, старшим артели. И артель привести. Их десять семей, год назад пришли. Откуда – никто и не знает. Поселились на окраине. Вначале две избы прикупили развалюхи. Поправили, подняли избы. Ещё три поставили. Так-то работящие, плохого никто не скажет. Просит, что бы вы работу дали, промысел какой или ремесло. Старший обратился. Что сказать ему?
– Из чьих будут, чему верят? – уточнил задумчиво купец.
– Не признаются. Но народ говорят, что может Душители, – тихо сказал приказчик.
– Вот оно как? Их ещё не хватало у нас в городишке, в таком количестве! Василич, старшой дверник-охранник, как раньше наши предки говорили, тоже из них, из подушечников. И оба его брата, что у меня в личной охране. Из бл.. не бывает лебедей. Опасные это людишки, не оставить бы муд… Давай поручим их Василичу. Что сам думаешь? – спросил, совсем не удивлённый услышанным, Иван Юрьевич.
– Думаю, нанять надо. Нам-то от них какая беда? Никакой? Пусть сами меж собой и живут, по своим законам. А вот их умения могут пригодиться. Если вы не возьмёте артель к себе, то другой кто возьмёт. У них там десять взрослых мужиков, к работе готовы. Может валкой леса пусть займутся, отдельной артелью. Заказы с Уфы хорошие, на поставку. Вот пусть и валят тайгу и вывозят на продажу. А может и ещё чем пригодятся. Пути Господни не исповедимы, – хитро ответил приказчик.
– Хочешь и щей хлебнуть, и кухарку увильнуть. Бери, коли так. Это их Василич, небось, притащил. В скорости он свой круг здесь иметь будет. Тогда нам диктовать условия станет. Он и так знает много, а после того, как единоверцев притащил, вообще петухом ходить начнет. Нанимай, да посмотри за ними, и за старшим. Приглядись, воли им давать нельзя, съедят нас. Приготовь коляску, поеду по трактирам. Посмотрю, как коммерция идёт. Проверю, как приказчики дело исполняют, хозяйское добро стерегут. К обеду буду, если хорошую бабу не раздобуду.
– Какие ещё указания будут? – уточнил приказчик, весело засмеявшись, очередной скабрезной шутке хозяина.
– За городком приглядывай. Не забывай. Что бы лишних никого не было. Если какой новый человек появится, сразу мне докладывай